История Могилева: девушка из нашего города
Зайцева Зоя Ефимовна
родилась в Могилеве в 1920 году, перед войной училась в Могилевском пединституте. С начала оккупации Могилева включилась в подпольную работу. Со второй половины 1942 года – в рядах РККА, рядовая, разведчик специальной диверсионно-разведывательной группы глубинной разведки Западного фронта, командир майор И.Г. Наумович. За действия в составе группы в сентябре 1944 г. награждена орденом Красной Звезды.С июля 1944 года – переводчик специальной диверсионно-разведывательной группы «Вол» в/ч «Полевая почта 83462» 3-го (диверсионного) отдела Разведывательного управления 3-го Белорусского фронта для действия в тылу Восточно-Прусской группировки войск противника.
В ночь с 19 на 20 июля 1944 года в составе данной разведгруппы была десантирована с борта самолёта юго-восточнее города Таураге – уездного центра Литовской ССР. Группа была обнаружена и рассеяна противником. Зайцевой удалось выйти в расположение частей Красной Армии.
По возвращению из тыла противника – курсант курсов военных водителей, по окончанию которых – военнослужащая 18-го авиаполка 3-го Белорусского фронта, в составе которого на территории Восточной Пруссии и встретила Победу.
Из армии демобилизовалась в 1948 году, и с этого времени и до выхода на заслуженный отдых трудилась на Прибалтийском судостроительном заводе «Янтарь». Сначала в отделе главного технолога, а после достижения пенсионного возраста - в редакции заводской многотиражной газеты «Вперёд».
Кавалер ордена Отечественной войны 1-й степени (1985), Красной Звезды (1944), медали «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне».
Скончалась 25 марта 2005 года. Похоронена в Калининграде.
Из воспоминаний Зои Зайцевой:
Когда началась война, я училась в пединституте в Могилеве. Вскоре немцы подошли к городу, и началась его оборона. Мы, студенты, как могли, помогали военным. Ходили по подвалам и складам искали продукты. Потом их готовили в столовой и кормили наших бойцов. Мы в подвалах начиняли бутылки бензином. Потом начались бомбёжки. Мы делали всё, что нам подсказывали старшие - дежурили и предупреждали об опасности, затемняли в городе дома. Когда стало много раненых, помогали в госпитале. Немцы ещё были за Днепром, а наши войска в городе. Однажды приготовили мясо в столовой. Пришли по очереди бойцы покушали. Потом в столовую прибежал политрук и говорит. « У кого есть комсомольские документы. Сдайте мне. Эти документы будут сохранены в воинской части, а сейчас это не должно попадать в руки врага». У кого были - сдали. Стало понятно, что город сдаём.
Ночью проснулись. Город пустой. Ни воинских частей, ни гражданских властей только немцы передают по радио: «Вывешивайте белые флаги. Сопротивление бесполезно!» Никто никаких белых флагов не вывешивал. Потом началась сильная бомбёжка. Мы спустились в подвал института, там было бомбоубежище. Спустились туда женщины, дети, мы студенты, которые остались. В подвале были вёдра, лопаты, другое оборудование, которое положено для бомбоубежища. Сразу, как там появились, ударили бомбой по этому зданию. Оно задрожало. Погас свет, появился дым. Сначала люди ещё ориентировались, где выход, где должна быть улица. После попадания начались крики, паника и через час уже это бомбоубежище было похоже на туалет, на что угодно. Пытались долбить стены, но не знали куда. Потеряли ориентацию в темноте. Кругом крики, паника. Пробили брешь в стене. Услышали голоса с улицы. Стали долбить стену дальше. Когда, пробили большую дыру, в подвал хлынул густой дым. Все уже просто валились с ног. Расширили дыру в стене и кинулись в неё, а на улице уже были немцы.
Кругом валялись обгоревшие трупы. Узнать никого нельзя было. Валялась лошадь раздутая. Везде обломки. Немцы стали командовать. Мужчины - направо остальные - налево. Ребят увели куда-то, а нам велели убирать трупы, кирпич битый, разбирать руины. До вечера мы убирали эти развалины. Немцы к вечеру стали шастать по общежитиям, хватать наших девушек. Было такое страшное, просто невообразимое, что стало твориться. Мы же, ну просто глупые девчонки, когда ходили, добывали продукты, на брошенном армейском складе набрали солдатского белья, для наших парней, думали им пригодится. Чуть нас за это бельё немцы не повесили. Раз оно есть, то где мужчины? С нами была девушка - Валя, а её мать, Лидия Ивановна из наших немцев, русских. Она нас взяла под защиту. Сказала немцам, что это мои девушки и увела нас из этого общежития на Гражданскую улицу подальше.
Мы иногда стали, на улице, встречать наших преподавателей. Все стали от нас как-то отворачиваться, перестали с нами разговаривать. Мы пошли как-то в костёл. Раньше никто не ходил в костёл до этого времени. Смотрим, там идёт молебен. Зашли, а там наш преподаватель истории Веселовский стоит в костюме и молится. Мы так были ошарашены, что даже не знали - кому верить, кому доверять, где бы найти себе моральную опору, что мы должны делать. Потом пришла Лидия Ивановна, она в аптеке работала. Спросила как у нас с продуктами? У нас продуктов не было. Пока были наши военные, мы ходили по подвалам-складам, добывали продукты. Всё теперь оказалось в руках немцев. Лидия Ивановна предложила. «Я могу тебя устроить работать в аптеку». Она была заведующей аптекой №1 на Первомайской, а аптекой №2 заведовала её подруга. Поэтому она мне говорит. «Я договорилась с ней. Она возьмёт тебя кассиршей». Устроилась я кассиром. Франциска Эдуардовна, заведующая у которой я работала, тоже видно фольксдойч.
Работала я там более месяца. Стали ко мне приходить наши воины, мы их в лицо знали, когда работали в столовой при обороне города. По имени мы их не знали, но знали в лицо. Однажды подходит один, такой красивый парень. Говорит «Мне нужна перекись водорода». Говорит это мне у кассы. Я ему. «Я не могу. Я только получаю деньги. Надо у тех спросить, кто вручную работает с лекарствами». Он мне «Ну ты же, со своими, можешь договориться. Мне нужно много перекиси водорода». Я говорю «Хорошо. Я попрошу у заведующей». Он мне «Не надо просить у заведующей. Ты сама возьми». Я сказала, одной нашей. Она согласилась. Решили, что когда будет расфасовка, она возьмёт пару бутылок. Мы взяли две или три бутылки перекиси водорода и передали этому военному. Потом к нам стали приходить другие. « От своих. Нам нужен бинт». Мы сколько смогли - достали. Потом пришли и говорят « Нам нужен спирт, бинты». Потом сказали, что у них с воинской части находятся в тяжёлом состоянии раненые. Нужны перевязочные средства и медикаменты». Мы по-тихому давали, давали, а потом заведующая стала примечать, что мы ведём себя не так как надо. Она сказала, что у неё много с медицинским образованием людей остались без работы, а тех, кто не имеет медицинского образования. она не имеет права держать. Короче говоря - меня уволили.
Я побежала к своей Лидии Ивановне, и рассказа ей, что ко мне приходили. Она говорит «Хорошо, пусть они приходят ко мне». Я переадресовала их к Лидии Ивановне. Сама же осталась без работы.В это время в фотографии была свободной должность кассирши. Тогда частные фотографии были. Стали вылезать всякие люди нехорошие. Вот такой один и завёл свою фотография. Я устроилась туда кассиршей. Приходили фотографироваться немцы, русские, ну всякие пошли фотографироваться, много солдат немецких и офицеров. Потом стали приходит немцы и шептаться с заведующим, что надо какие-то негативы разыскать. Они с ним полезли на чердак и отобрали несколько стопок негативов. Наверно это были негативы партийных работников, из власти кого-то, не знаю. Этот Чернов владелец фотографии был настроен явно антисоветский. Он мне говорит «Те негативы, что отобрали, связали верёвкой и их надо перенести с чердака в лабораторию к ретушёрам». В то время, негативы были на стеклянных пластинах, тяжеленные, а с чердака вниз вела витая лестница. Я подумала, что эти негативы надо, как то уничтожить, и я их шлёпнула вниз. Поскользнулась. Проехала по этой лестнице, разрезалась в кровь и упала сверху на битую кучу уже стекла, а не негативов. Я расплакалась. Сказала, что не дотянула эту кучу и упала. Так он, Чернов, меня там чуть не уничтожил своими руками. Ну а что тут. Я сказала: «Я нечаянно». Он мне: «Получай расчёт и уходи».
Однажды я вышла на улицу. Эти люди, с которыми я общалась, стали ко мне подходить на улице. Где б я не была, они меня всегда находили. В фотографию один из них несколько раз приходил. Имени я его не знала, но адресовала его в первую аптеку, что бы он там медикаменты получал. Он ко мне подошёл на улице. Я ему всё рассказала. Он говорит. «Хорошо. Давай завтра встретимся. Я скажу, что надо делать. Думаю, тебе нужно будет устроиться в воинскую часть. Нам нужны номера воинских частей. Будешь нам помогать». Устроилась я в гестапо. Я так даже не знала, что это гестапо. Немец, который у нас фотографировался, я его встретила на улице и сказала, что мне нужна работа. Он говорит, «Хорошо. Будешь у нас зоудермахер - значит уборщица. Пришла ко мне девушка. Назвалась - Любой. Сказала мне, что приходить она будет часто и я должна постараться сделать то и то. Немецкий я знала в пределах института. Разговаривала может и не очень, но понимала достаточно, да ведь главное было больше слушать и меньше болтать. Потом пришла другая девушка и сказала, что я зачислена в группу десантников из Москвы. Будешь, нам помогать и будешь иметь связь на такой-то улице кличка «Чёрный», но другой улице кличка «Медведь». Что сможешь, будешь им доставлять. Имён никто никаких не называл.
Мне мои товарищи, поручили достать план камер тюрьмы. Попались наши товарищи - Овсянников, Люда и Олег Ширенковы, Сергей Майбарода. Нужно было узнать, где они находятся. В гестапо работали наши военнопленные. Среди них были разные, били и лётчики. Их содержали в лагерях и в тюрьме, а на работы приводили в гестапо. Они убирали территорию, ремонтные работы вели, кирпич собирали. Я взяла свой котелок с остатками обеда и подошла к одному немцу. Попросила его разрешить мне отдать остатки обеда одному военнопленному. Немец разрешил. Я подошла к пленному, отдала ему котелок и спросила, не мог бы он мне сделать план тюрьмы. Он согласился, но говорит «На чем я его Вам передам. На словах или на бумаге, но её у меня нет». На следующий обед я ему в котелок положила карандаш, бумагу. Он мне передал план, я его передала дальше своим товарищам. Через какое- то время меня вызвали в отряд.
Беседовал со мной Наумович, взяли с меня подписку и сказали, что буду им поставлять сведения. Я оставалась в городе и давала сведения, а в августе 1943 меня, когда стало опасно оставаться в городе, вызвали в лес насовсем.
Леонид Плоткин,
специально для сайта Masheka.by