НАПЕРЕКОРСУДЬБЕ

Беда никогда не спрашивает имен, фамилий и возраста. Ей нет дела до чьих-то там амбиций и стремлений. Но так хочется верить, что именно нас она обойдет стороной! Ведь впереди целая жизнь. А потом врачи выносят свой приговор…

ТОЧКА НЕВОЗВРАТА

— С чего все началось? — задаю я Веронике Шебеко первый из заранее заготовленных вопросов.

— Занималась спортом. Играла в гандбол. Была вратарем. Тренер говорил, что у меня неплохие перспективы, потому последних два года со мной занимался особенно усердно. Меня даже в Минский спортинтернат забрать хотели… Все рухнуло в одночасье, когда мне было всего 15 лет: во время очередной медицинской комиссии в анализах нашли белок. Дальше все только ухудшалось, спорт пришлось бросить, — вспоминает события тех лет Вероника. — Взялась за учебу — ведь до этого свое будущее связывала исключительно с гандболом, думала заниматься спортом профессионально в дальнейшем. Все перечеркнул жуткий диагноз: у меня медленно отмирали клубочки почек. Причем сразу обеих. Пять лет врачи поддерживали меня как могли, а в 20 настигло страшное слово «диализ». Я, в принципе, с самого начала знала, что это такое. Знала, что страшно, но даже не представляла, насколько...

Больше я не смогла задать Веронике ни одного из подготовленных вопросов. Было видно, что, рассказывая, девушка переживает все снова и снова. Я смотрела на ее подрагивающие от волнения руки, слушала сбивчивый голос и поняла: пусть она сама выберет то, о чем может и хочет рассказать…

«ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ!»

«Дальнейшее было для меня одним сплошным шоком. Хорошо запомнился момент, когда после первой процедуры мне подкатили инвалидную коляску. И говорят: «Садись, сама не устоишь, мы отвезем тебя в отделение». Меня это очень напугало, и тут же категорически отказалась (спортивное прошлое, когда многое приходилось делать через «не могу», наверное, дало о себе знать!): «Нет-нет, спасибо, я сама, ножками». Медсестра посмотрела на меня скептически, но спорить не стала. В итоге я хоть и «по стеночке», но дошла-таки до своей палаты самостоятельно.

Следующий шок настиг меня уже в отделении. Там лежала женщина с 29-летней дочкой. У девушки сахарный диабет, на фоне болезни отказали почки. Она умирала, и это все уже понимали. Более жуткой картины не придумаешь — когда мать ходит по отделению, держась за волосы, и воет. Это был не плач, не истерика, а именно животный вой. Я очень испугалась. Забилась в угол, плакала. В тот момент первый раз появилась мысль, что и я вот так же скоро умру. В углу меня нашел врач, вытащил на «свет божий» и сказал, что умереть мне тут никто не даст: «Ты обязательно будешь жить, главное твердо в это верить!»

Еще хорошо помню момент, когда я лежала в больнице, потому что шов после фистулы никак не заживал. Приехал папа, привез еду, фрукты. Потом он рассказывал: «Захожу в палату и наблюдаю такую картину: все лежат с отсутствующими лицами, уткнувшись в стены. А моя Вероника лежит и песни поет». Ну да, было. Что поделаешь — каждый с подступающей истерикой по-своему борется. Кто-то рыдает, кто-то — песни поет! Но папа позже не раз вспоминал этот эпизод, особенно когда становилось слишком трудно и казалось, что уже ни на что нет сил и мужества».

САМОЕ ТРУДНОЕ — ОДИНОЧЕСТВО

«Страшно было. Одиноко. Ведь сколько бы людей тебя ни окружало, в своей беде ты все равно один. Это очень сильно давило. А тут еще и две некрасивые истории случились… Первая — узнав о моей болезни, от меня ушел молодой человек. Ушел спустя три месяца после того, как мне поставили окончательный диагноз. Для меня это было настоящим ударом — всегда трудно верить в предательство близких тебе людей. Потом некрасивый скандал с подругой, которую я считала самой-самой. И это стало началом периода отчуждения, что ли. Не было больше желания общаться с людьми, не хотела никого видеть и слышать. Наверное, в какой-то момент даже ненавидела всех, хотя со временем прошло и это. Единственные, с кем могла тогда поддерживать отношения и кому всегда радовалась, — моя семья и наши соседи, близкие друзья моих родителей.

С диализом я жила два года и два месяца. Три раза в неделю по четыре часа. Проходил он тяжело, после каждой процедуры мне было очень плохо. Слабость такая, что не можешь даже руку поднять. Делаешь пять медленных шагов и садишься на корточки, чтобы отдышаться. А еще очень тяжело было психологически. Ведь нет-нет да и умирал там кто-нибудь…И каждый раз, узнав об очередной смерти, я начинала думать о том, что и меня она рано или поздно настигнет. Сначала было очень страшно, даже истерики случались. Но всегда, если так можно сказать, скрытые, я старалась, чтобы о них никто, кроме меня самой, не знал. Потому что я считала тогда, да и сейчас считаю: мои родители слишком рано поседели из-за меня, они ведь тоже, наверное, чего только не передумали за эти годы, в том числе и самое страшное. Я не могла себе позволить быть слабой при них.

Как трудно, а главное, обидно, когда не понимаешь — почему именно ты. Есть же люди, которые ведут аморальный образ жизни, а здоровье у них великолепное. А тут и спортом все время занималась, и здоровый образ жизни вела , а в итоге… За что?

Потом я как-то свыклась с болезнью. Все чаще думала о том, что есть те, кому гораздо хуже и тяжелее, чем мне. Сколько людей, например, на планете голодают и выживают же! А у нас стол полный, разве это не счастье? У кого-то нет пресной воды, а тебе всего-то стоит кран открыть. Сколько на планете «горячих точек», и взрослые, и дети живут в постоянном страхе погибнуть при очередном обстреле или бомбежке. А у нас мир. Так зачем же прежде времени опускать руки? Нет уж — только вперед! Я очень хотела жить и не была готова так легко сдаваться…

В ночь с 13 на 14 января 2010 года мне пересадили почку. Впереди было полгода строжайшего карантина. Я и четыре стены. Младшие сестры, правда, пока родителей дома не было, иногда украдкой пробирались ко мне на одну минуточку. Но это так редко случалось, да я и сама понимала, что нужно терпеть. Зато карантин помог прижиться почке, и я получила второй шанс на жизнь! И знаешь, я даже гордилась собой. Совсем чуть-чуть, но было такое. Я гордилась тем, что смогла все это пережить и не возненавидеть весь мир…»

ДИПЛОМ, РАБОТА И ЛЮБОВЬ!

«Пока болела, успела закончить университет. Знала бы ты, сколько раз меня посещали мысли все бросить и просто сидеть дома! Училась на заочном. А уже диализ. Пока сессий нет — все нормально. А сессия начинается — занятия с восьми утра до восьми вечера. Лекции пропускаешь, потому что диализ. Зачеты и экзамены пропускаешь — потому что диализ…. Но я все-таки смогла и в 2011 году получила заветный диплом. Стала понемногу подрабатывать. Устроиться на полный рабочий день с таким диагнозом — очень проблематично. Почему-то многие считают, что если ты инвалид, значит, работать не сможешь. Хотя у меня ведь не с «головой» проблемы! Но как только услышат, что ты «на группе» — даже разговаривать дальше не желают. Да, я инвалид, но к диализу уже не прикреплена и в принципе почти здоровый человек, разве что с маленьким дефектом — почка у меня только одна! Кому это мешает?

После того, как закончились шесть месяцев карантина, я пошла на биржу труда, попросила устроить меня на работу, встала на учет. Там узнала о том, что есть государственная программа «Адаптация инвалидов к трудовой деятельности». Есть организации, которые берут инвалидов на работу. Правда, всего на год. Но если нормально зарекомендуешь себя, могут и оставить. Хотя на самом деле найти работу все равно очень трудно. Нередко потенциальный работодатель смотрит на тебя, как на ущербную: «Ну вы же инвалид, вы же понимаете…» Нет, не понимаю! И никогда не понимала. И никогда не пойму. Посмотрите, среди инвалидов достаточно много молодых людей, у которых кроме пенсии нет больше никаких доходов. И они хотят работать. Но, видимо, многие считают, что брать человека «с особенностями» слишком большая ответственность…

В какой-то момент у меня снова появилось желание все бросить. Каждое собеседование было похоже на акт морального унижения. А после всего, что я успела пережить, — это могло стать последней каплей. И ведь я не просила взять меня просто так, из милости. Я готова была работать! Я ведь старалась, училась, иногда стиснув зубы, но училась. И никогда не говорила никому, что я серьезно больна. Даже преподаватели в университете об этом не знали — я никогда не просила поблажек из-за того, что я инвалид, и не хотела, чтобы мне их делали. Если просить поставить отметку получше только потому, что ты болен — какой в результате из тебя специалист получится? Мне всегда казалось, что если постараться жить нормальной жизнью, то она скорее сложится так, как ты об этом мечтал. Даже если придется в чем-то подкорректировать мечты с учетом того, что сегодня тебе реально по силам! Меня отправили на адаптацию, проработала больше года. Потом мне предложили другое место. Сейчас работаю главным бухгалтером. Наверное, иногда стоит поверить, что все будет хорошо, приложить немного усилий — и все обязательно наладится.

Так случилось, что однажды у меня отобрали самое главное, что есть у человека — здоровье. Может, меня так жизнь на прочность проверяла? Хотя какая разница. Главное, что сейчас я почти здорова, у меня есть работа, которая мне нравится, рядом со мной любящий молодой человек, которого не испугала моя история, — все-таки не каждый способен взять на себя такую ответственность. Я могу родить ребенка, что, в принципе, и собираюсь сделать, но чуть позже. Конечно, определенный риск в этом есть, но я уверена, что все будет хорошо, я справлюсь. Когда тебя понимают и поддерживают — это очень много!»

Анастасия ГУЗОВСКАЯ.

mogpravda.by